Ближний круг - Александр Афанасьев

на улице, на свободе. Приглушенно доносились гудки машин – где-то рядом с улицей.

Точно – Дамаск…

Скрежет и заунывное пение мотора – старый автомобиль или грузовичок. Хлопок дверью, быстрый разговор по-арабски. Один из говорящих – явно офицер, с хорошо выработанным командным голосом. Второй – его подчиненный, и явно тот, кто выводил его из тюрьмы.

– Садись!

Он решил проверить – сделал вид, что не понял, в конце концов он не обязан знать арабский. Тогда – его ударили и с руганью начали запихивать в машину. Судя по звукам, которые он слышал – рядом с ним сели как минимум двое. И машина тронулась.

Они куда-то ехали. Машина – была небольшая, она не была приспособлена для перевозки людей, и в ней было шумно. Воняло каким-то гнильем. Они сначала ехали по городу – судя по частым остановкам, сигналам и треску мотоциклетных моторов. Потом – выехали за город – шум мотора стал ровнее, они ехали без остановок на светофорах. Вспомнилась мама и то, что он ей говорил – мол, Дамаск – это средневосточный Париж…

Вот и доездился… по Парижам то.

Он продолжал считать, чтобы немного успокоиться, и примерно понять, на сколько километров от Дамаска они отъехали. Получалось – уже километров на десять, как минимум. Они ехали, никуда не сворачивая.

Потом – он услышал разговор, краем уха и через шум автомобильного двигателя. Водитель за рулем – говорил, что они достигли какой-то точки…

Значит, приехали…

Наручники ему снять не удалось – это только в фильмах так все просто. Про себя он решил, что если это то, что он думает – то просить он не станет. И вообще – ничего говорить не станет. Они не услышат от него ничего.

Можно попробовать… хотя бы одного. Руки то спереди…

Машина остановилась, заскрипели тормоза. Потом – шаги, стук металла о металл – открылась дверь.

– Выходи.

Его схватили за руку и потащили из машины. Он решил сделать вид, что падает – но сильные руки вовремя подхватили его. Потом – он с удивлением услышал щелчок, и почувствовал, что его руки свободны.

Тягач с полуприцепом – пронесся мимо, обдав их пыльной воздушной волной.

С него сдернули маску – и он зажмурился от нестерпимо яркого света.

– СССР – друг, да?

Он не видел ничего – сказалось долгое сидение в камере. Весь мир – пылал нестерпимо ярким огнем.

– СССР – Сирия друг, да. Сегодня в Бейруте, завтра в Иерусалиме, ха-ха…

Кто-то хлопнул его по плечу – а потом он услышал шаги. Снова загудел мотор грузовичка, машина тронулась. Он остался один на обочине какого-то сирийского шоссе. Сирийцы – просто уехали, оставив его здесь.

Откуда-то слева – донесся гудок автомобильного клаксона. Проморгавшись – он увидел, что стоит на обочине какого-то шоссе – а на противоположной стороне, носом в ту сторону откуда они приехали – стоит белая, двадцать четвертая Волга.

– Испугался? – довольно спросил полковник. Тот самый, который оформлял его в аппарате ГВС, когда он прибыл в Сирию.

Они сидели в Волг, Николай сзади, полковник – спереди, на пассажирском месте. Понятливый водитель отправился «прогуляться»…

– Никак нет… – ответил Николай, чувствуя, как злость и раздражение жжет изнутри будто кислота.

– Испугался… – заключил полковник – и это хорошо. Не боятся только… дураки.

И тут же, без перерыва.

– Сивицкий – что с ним?

– Геройски погиб… – ответил Николай. В груди – болело все сильнее и сильнее и хотелось набить кому-нибудь морду.

– Уверен? Ты лично видел.

– Да – не по-уставному ответил он

Полковник – видимо, почувствовал, ослабил нажим. Достал из бардачка бутылку, зеленую, экспортную…

– Помянем…

Стакан был один, так и нахлобученный на бутылку. Поминали по очереди, из одного стакана. Николай – налил себе больше чем следовало, хотя в уважении к спиртному раньше замечен не был. Просто – нужно было что-то, чтобы больше не видеть… не помнить… не чувствовать.

– А ты молодец. Знаешь, как тебя палестинцы назвали. Тот, кто не знает слова «смерть». По-арабски – не скажу, забыл. Только вот другие палестинцы – тебя сильно ищут…

Николай ничего не ответил. Он вообще перестал понимать, зачем все это? К чему?

– Но это не проблема, эту проблему мы решим.

Полковник – с сожалением посмотрел на бутылку и бережно убрал ее в бардачок Волги.

– Вообще то, по-хорошему надо бы отправить тебя домой. Накуролесили тут – более чем достаточно. Но работы много, а людей на нее не хватает. О тебе кстати – хорошие отзывы из Особого учебного центра. Притом, что с палестинцами – общий язык найти очень даже непросто. А ты – справился. Прямо Макаренко настоящий.

Николай ничего не ответил.

– Короче, как ты сморишь на то, чтобы поработать в Ираке? Там тоже баасисты, работа примерно такая же, как и здесь – в основном преподавательская. Саддам готовит свою армию к чему-то большому, военных советников не хватает. Тем более – с таким знанием арабского, как у тебя.

– Я плохо знаю арабский.

– Плохо – неплохо, а другие его вообще не знают. Прилетают… ни бе ни ме ни кукареку. Только напрягают и без того непростые отношения ССР с арабскими странами. Левой рукой едят[26]. Так как?

– А что, есть выбор?

– Выбор есть – сказал полковник – он всегда есть. Один выбор – стать таким же, как тот предатель, которого вытаскивали из Бейрута. Другой – оставаться человеком и офицером. Так как, что ты выбираешь?

Пограничная зона Сирии и Ирака – была совсем не похожа на границу между двумя государствами, в которых у власти находится одна и та же партия – Партия Арабского Социалистического Возрождения (БААС).

Бетонные блоки на всех дорогах, тщательный обыск машин. Пустынная местность – разрезана уходящим вдаль противотанковым рвом, его глубина составляла метров пять, и вырыт он был с иракской стороны – судя по насыпанному эскарпу.

Их Волга – стояла в конце едва заметной дороги протоптанной прямо в пустыне. Судя по тому, что полковник вырулил прямо к заграждению, при том что в пустыне не было никаких знаков – людей так он переправлял не первый раз.

Полковник – посмотрел на часы. Темнело.

– Слушай внимательно – начал он – эта тропа натоптана, используется контрабандистами. С той стороны – друзья. Мин нет. Но будь осторожен – змеи хуже любых мин.

– Патрули?

– С той стороны могут быть секреты. Но их немного. Змей отгоняй палкой.

– Кто с той стороны?

– Увидишь. Он тебя знает.

От выпитой водки и дневной жары – сильно мутило.

– Готов?

– Да.

– Слушай… – не поверил полковник – вряд ли мы еще встретимся, потому послушай. Я знаю, что ты сделал в Бейруте. И знаю, что всем наверху – на это на… ать, папку спишут и забудут. Но если никто не будет это делать здесь – потом придется делать это в Ташкенте. Или в Москве. Понял? Теперь пошли…

Они вышли из машины, подошли к самому краю проволочного заграждения. Полковник – пошерудил ногой в пыли. В пыли – показалась прямая линия, вдвоем – они откинули стальную крышку. Полковник наклонился – и достал из черной дыры самую обыкновенную палку.

– Фонаря извини, нет. Возьми палку, как ползешь – пошеруди впереди. Здесь могут быть скорпионы, змеи, они прохладу любят. Ну – давай. Удачи.

Николай собирался было уже лезть – но вдруг остановился.

– Товарищ… полковник.

– Что?

– И вам… удачи.

– …Значит, слушай сюда… – полковник Цагоев не был склонен к излишним сантиментам и расспросам – первое, что ты должен знать, это то, что здесь идет война. Причем не такая как в Афганистане – а во весь рост – как в Великую отечественную. Тысяч пятьсот уде положили точно – для такой страны это сам понимаешь, что обозначает. Это – раз.

Их машина – неслась на полном ходу по отличной, почти пустой дороге, по четыре полосы в каждом направлении – даже МКАД такой не была. Встречных машин не было, только иногда – навстречу попадались такие же как у них военные джипы. Белые или защитного цвета.

– Второе. Ты должен знать, что тут ни хрена нет никакого коммунизма, тут есть самый настоящий фашизм, как бы он не назывался. Коммунистов Саддам расстреливает. Здесь компартию так и называют – партия расстрелянных. Она в подполье уже лет пятнадцать, в числе прочего – Саддам расстрелял за коммунистические убеждения брата и родного дядю. Так что –